Рецензія на книгу “Щоденник Львiвського гетто. Спогади рабина Давида Кахане”

«И спасся я один, чтобы рассказать тебе»

Михаил Гольд

Цитатой из Книги Иова, вынесенной в заголовок, предваряет свой дневник раввин Давид Каханэ – один из 3% львовских евреев, уцелевших в годы Холокоста.

Охота на остальные 97% оказалась успешной… После отступления Красной Армии в конце июня 1941‑го местные крестьяне стали нападать на еврейских соседей. Так погибли три брата Каханэ и его племянник. «Я не могу этого понять, – писала Давиду 86‑летняя мать из местечка Гримайлов. – …Ведь это были те же крестьяне, приходившие к нам, часто остававшиеся на ночь, дружившие с моими детьми, а теперь эти же люди забрали моих сыновей и немилосерд­но убили их».

В «просвещенном» Львове нравы были не гуманнее. Чего стоит описание погони за двумя еврейскими детьми, которых полицаи не настигли бы, если бы не дружная помощь горожан, всем миром – от мала до велика – помогавших преследовать малолетних «преступников»…

Первым заданием юденрата, где в религиозном отделе служил Каханэ, стал сбор контрибуции, возложенной на еврейскую общину – 20 млн рублей. Для жителей окрестных сел это означало грандиозную распродажу еврейского добра. Крестьяне тысячами приезжали в город, где за копейки одевались как лорды и увозили домой дорогую мебель. Бедные евреи отдавали столовую посуду или единственную драгоценность – обручальное кольцо. И в то же время… Некоторые женщины-христианки приходили к пунктам сбора денег, чтобы внести свою лепту, демонстрируя таким образом симпатию к евреям.

На протяжении двух лет немцы планомерно и методично, с дьявольской изобретательностью проводя все новые акции, уничтожали гетто и его обитателей. Трагична участь человека, лишенного выбора, но еще страшнее судьбы тех, кого поставили перед кровавым выбором.

Первый глава юденрата, д‑р Парнас, отказавшись выполнить распоряжения гестапо, был расстрелян. Его преемник д‑р Ландесберг, напротив, не выдержал испытания. Когда в марте 1942 года немцы затребовали адреса всех евреев, поддерживаемых общиной, стало очевидно, что цель очередной акции – уничтожение нетрудоспособных. Делегация раввинов направилась к Ландесбергу. Базируясь на изречении мудрецов Талмуда: «Кто сказал тебе, что твоя кровь краснее? Не замещает одна душа другую, и нет человека, которому было бы разрешено спасти свою жизнь благодаря убийству другого», они потребовали не выдавать ни одного еврея врагу. Председатель, однако, не собирался рисковать и… прожил еще несколько месяцев.

Кафкианская реальность гетто требовала от религиозных авторитетов решения новых для общины проблем. Одна из них – фиктивные браки, ведь замужняя домохозяйка приравнивалась по статусу к своему работающему мужу и могла избежать депортации. Отдел религии был завален брачными заявлениями, и никогда нельзя было с уверенностью сказать, о настоящем браке идет речь или о фиктивном. И здесь каждый раввин принимал решение согласно своей совести…

А Львов, треть населения которого до войны составляли евреи, был уже почти юденрайн. Целые семьи кончали жизнь самоубийством, чтобы не попасть в руки немцев. За ампулу цианистого калия люди отдавали все, что у них оставалось.

В последний Судный день Львовского гетто – Йом Кипур 1942 года – молитвы звучали как вызов: «Творец, за что? За какие грехи?» На Небе решали, кому суждено жить, а кому…

Семья раввина избежала страшной участи: благодаря помощи митрополита Шептицкого жену Каханэ обеспечили украинскими документами, а трехлетнюю дочку устроили в детский дом. Сам же раввин попадает в страшный Яновский лагерь, где отказывается от побега, зная, что это будет стоить жизни многим товарищам. «Побег в таких обстоятельствах противоречит еврейской морали и еврейским законам», – пишет Каханэ, снова цитируя трактат «Сангедрин».

Бежит он только в день ликвидации лагеря. Чтобы уже через несколько часов сидеть перед Андреем Шептицким, рассказывая об уничтожении гетто и ужасах Яновского лагеря. Слезы катятся по лицу митрополита Галицкого – того самого митрополита, который всегда помогал бедным евреям перед Песахом купить мацу, прилагая к чеку записку на изысканном библейском иврите с заверениями в дружеских чувствах к еврейскому народу. Того самого митрополита, который в июле 1941‑го приветствовал немецкую армию как освободительницу от произвола НКВД и депортаций. Отрезвление наступило быстро. После первых акций Шептицкий, единственный представитель церкви в Европе, обращается с письмом к Гиммлеру, протестуя против геноцида евреев, и публикует пастырское послание «Не убий».

«Если немцы найдут вас, один из монахов должен взять ответственность на себя и спасти монастырь от уничтожения, а монахов – от смерти», – сказал однажды Каханэ опекавший его брат Теодозий. И добавил, что, когда настоятель спросил: «Кто готов это сделать?» – все, как один, сделали шаг вперед.

Автору дневника судьба подарила долгую жизнь. В послевоенные годы он возглавляет совет раввинов Польши, затем становится главным раввином Польской армии в чине полковника. После репатриации в течение 15 лет генерал Каханэ – главный раввин Военно-воздушных сил Израиля.

В последние годы жизни он много размышлял над смыслом Холокоста, призывая смириться с тем, что Катастрофа останется тайной, постичь которую дано лишь Творцу. Отведя себе при этом роль Свидетеля. Свидетеля честного, мужественного и благодарного.

Лехаим, январь 2010  – тевет 5770 – 1(213)